Из книги «Родные облака» (2003–2004)

Как смешаны сладость и горечь,

Рыданье — и цокот подков!

За Буквами Жизни — Фиркович

Охотился в чаще веков.

И как бы его ни корила

Корявая речь мертвецов,

От Луцка прошел до Каира,

Бессмертью вглядевшись в лицо.

Пещер и пергаментов тайны!

Он Вечность отыскивал в них, —

Она шелестела листами

Печальных и пристальных книг.

По Божьему лугу философ

Пчелой озаренной летал,

И в странствиях старческий посох

Библейским огнем расцветал…

…В веках пересилила горечь,

Во взглядах безверье сквозит.

Но брови сдвигает Фиркович,

И посох расцветший грозит.

Ты свитков священные вести

В нагорные тропы скрути, —

Ведь смерть поражает на месте.

Бессмертие — только в пути!

2003

Закат раздвигается вширь —

Закат размахнуться решил

Во всю длину горизонта,

Наполнив и души и окна

Торжественной сельскою скорбью.

И длится, последнею птицей звеня,

Индусского плача подобье —

Сожжение летнего дня.

2003

Святейший день, как буря, приближался:

Стопой Земли коснулся Адонай —

И дрогнул шар земной. И в камень сжался.

И стал горой по имени Синай.

И в сердце необъятное Пророка

Влились все души, словно ручейки.

И от лучей Всевидящего Ока

Дрожали Моисеевы зрачки…

2003

Мечтаний — золотых цепей —

Ища изысканного плена,

Душа перед вином Верлена

Уже не устоит теперь:

Вино любви и обожанья,

Вино строфических утех!

Как долго, мертвый, там лежал я,

Где Солнце воскрешает всех!..

2003

Дом-Исток, души гнездо —

 Это До.

Речь в забвенье, как в коре —

 Это Ре.

Милость с птицами-людьми —

 Это Ми.

Факел — страстная строфа —

 Это Фа.

Солнце-жар любовных воль —

 Это Соль.

Ляжешь — и вдали Земля —

 Это Ля.

Сила жить на Небеси —

 Это Си…

2003

«Мой дом — бесконечность»

Она грозит и громыхает:

Как трепет сердца — дрожь куста,

И перед ней уже стихает

Чувств мотыльковых суета.

А рядом солнечные блики

Ведут беспечный хоровод,

Не слыша окриков Великой,

Не чуя, что она — вот-вот…

2003

В каких небесных городах

Так нераздельно-неслиянно

Был слеплен сонный Карадаг

С чертами Максимилиана?

Кем сотворен сей архетип,

Чьи пальцы мяли эту глину

Пред тем, как, образ воплотив,

Скала раскинулась былинно?

Поэт-провидец, о тебе ль

Молчит окрестность все светлее,

Волной вздыхает Коктебель,

И дом, и облик твой лелея?

Поскольку знали даль и близь:

Ты ритм и рифму подберешь им, —

Они в любви к тебе клялись

За тысячу веков, Волошин!

2003

…Когда в колыбели мы были,

В том первом, светлейшем сне —

То ведали все, и плыли

В поющей песнь Тишине.

Но речка в пути мелела,

Петляя, двоилась речь

На разность Души и Тела,

На плачи разлук и встреч.

И видел тебя на заре я,

И к ночи опять повстречал

И светлую мысль Назорея

Кровавый терновник венчал…

2003

И вправду ли сказано что-то

В тоске, забытьи и печали?

Но нет — это две-три ноты,

Как птичий вопрос, прозвучали.

Средь холода и листопада,

В неприбранности еловой —

Осмысленность птичьего взгляда

Пронзительно уколола.

Мы — мимо, хотя и рядом,

И как же могло случиться,

Что встретились словом и взглядом,

Как душами — ты и птица?

2003

Книгохранилище — многоколонный Коринф,

Каждая книга — Столп и Утвержденье.

Разве не здесь Разум упрочил владенье,

Древний Хаос — законам своим покорив?

Но на державу Смысла — всемирный Лед

В звездный бинокль уставил пустые глазницы:

Вот пожелтели листы, шепчутся в страхе страницы…

Сам избери, что от книг сохранится

В Пенье безмолвном: пыль — или Полет?..

2003

Подобно перезрелой сливе,

Роняет сок на облака

Осенний диск, и день счастливый

Отходит в прошлые века,

Смыкаясь с тем, что не вернется,

И пальцы вечера слабы,

Хоть в них еще, краснея, мнется

Лист клена с жилками судьбы.

2003

«Мой дом — бесконечность»

Будем верить, надеятся, ждать

И хранить себя — ради другого:

Дай нам хлеб, чтоб голодному дать,

И одежду — согреть нагого.

Будем ждать и надеяться, верить

Высшей радости — цели вдали:

Лучший дар — что небес не измерить,

Что вовек не пройти всей земли.

Будем верить, и ждать, и надеяться,

И до звезд, словно кедры, расти:

Вечный дух — никуда не денется,

Тела бренного — не спасти…

2003

Опять же — «вечные вопросы»,

Хоть все умрут — но снова быть им!

Уж отревели вихри, грозы,

И отрыдал поэт Никитин.

Уж рабства цепи отзвенели —

И звон обрушил колокольни,

Уже души не стало в теле,

И потому душе не больно.

Уж мир спасали в одночасье

Чрез истребленье «низшей расы»,

Уж принесли народам счастье,

Ограбив «правящие классы»,

Но снова — «вечные вопросы»,

И снова близкий гром пророчеств,

И кельты, и великороссы

Не спят от них, в ночи ворочась!..

2003

Как мы отыщем оправданье,

Когда нам выставят на счет

Миг дрожи, длившейся годами,

Грехопаденья страстный взлет?

Иль в смертном ужасе услышим,

Что не дано Любви упасть,

Что дух наш восходил все выше —

И принял Небо через страсть?..

2003

От жасмина и до жимолости —

Все негаданно-нечаянно:

Есть Закон непостижимости,

В школах редко изучаемый:

График встреч непредсказуемый,

Сердцу бедному неведомый…

Что ответишь ты в грозу ему,

Под рыдающими вербами?

Все оно стучит — колотится,

Вглядываясь в непроглядную

Бед и благ чересполосицу,

Поступь рока неотвратную,

Все ответ найти пытается.

Но в пути, что не разгадан,

Кто-то за сердце хватается —

И уходит за закатом.

2003

Мне хочется грамматику нарушить

И говорить от сердца. Я дорос.

И что мне правил сумрачных мороз,

В преддверье бытия сковавший души?

А ты уймись. Не любо, так не слушай.

Тебе бы все играть. А здесь — всерьез.

Но нет игры без правил. Сколько слез

Ты проливаешь над отменой правил!

Когда ж поймешь, что Демиург слукавил,

И не его ты волей к звездам рос?..

2003

Казалось бы, только Рильке,

Его чистота льняная,

Я более светлого лирика

В прошедшем столетьи не знаю.

Казалось бы, только Томас,

Сквозь ду́ши растущий Дилан,

Он в нас, и это не домысел,

Недавно меж нас ходил он.

Казалось бы, только Анна,

Ее лебедины крылья,

И даже немного странно,

Что другие поэты были.

Казалось бы, в розе — вся тайна,

Казалось — в одной лишь астре,

Но всех цветов сочетанье —

В напеве бессмертной страсти!

2003

«Мой дом — бесконечность»

…Искры духа,

Горящие во мраке вещества!

Их песнь в движеньи воздуха жива,

Их собираем силой слуха.

А те, что в цветах, —

Собираем, вдыхая,

Их сонм вылетал

Из погасшего рая,

Как рой убегающих

Искр из костра,

И нечем пока еще

Утешить их страх,

Ведь если забудем о них — то конец им,

Гонись же за ними, зови их, лови!

А искры любви собираем мы сердцем —

И снова возносим в обитель любви.

Но искры забвенья, разлуки, печали,

Которые сердцем никак не вместить…

Кто ведает, где они были вначале?

И как их собрать? И куда возвратить?..

2003

Оттуда, где оно цветет, ликует и лучится,

Как пригласить его сюда, в Непостоянный Свет,

И научить его здесь жить, и у него учиться,

Хоть еле теплятся лучи в сей тлеющей листве?

Мерцающий, мелькающий,

Неверный светозвук,

Не рассвело пока еще,

Не разнимайте рук.

Как жить нам, слово чествуя,

В ночной Стране Нельзя,

Душой по краю лезвия

В забвение скользя?

Гортань, и губы, и язык — все сложено из праха,

И как же слово низвести от лучезарных гор?

Вспять обратился Иордан — оно течет обратно,

И царь не хочет обитать во мгле звериных нор.

Мерцающий, мелькающий,

Светящий кровоток,

Не отошла река еще,

Хоть музыки глоток!

Как жить нам, слово чествуя,

Встречая смерти смерч,

Коль недоступна весть твоя,

Иного Царства речь?..

2003

«Мой дом — бесконечность»

Снова вечер, усталый ребенок,

Опустил мне Луну на плечо,

Август листьев дремотно-зеленых

В увяданье уже вовлечен.

Ах, душа, долго ль будем рядиться

В детство, юность и зрелость свою?

Ведь одно — умереть и родиться:

Помнишь, кто-то шепнул нам в раю?..

2003

— Как дойти до рая?

— Погоди немножко,

Я тебе сыграю

Лучше на гармошке!

— Далеко ль до рая?

— Что заладил? Дай-ка

Лучше я сыграю

Пляс на балалайке!

На гусля́х — на дудке,

Средь жары и пыли,

Все бы танцы, шутки,

А про рай — забыли.

И не надо рая,

Коль кружатся звуки,

Душу оттирая

От печали-муки.

Да и мы под гневом

Божьим — не затем ли,

Чтоб смогли напевом

Рай свести на землю?..

2003

«Мой дом — бесконечность»

Мы пришли восхвалить — и пройти,

Песнь свою вознести — и исчезнуть.

Но неужто все наши пути,

Как ручьи, низвергаются в бездну?

Но бесстрашно иди, громче пой

Богу сил на зеленой равнине —

И твой путь станет горной тропой,

И исчезнет в сияющей сини!

2003

Миг засыпанья — миг священный!

Забот рассыпались гроши,

Распались осязанья стены,

И обнажился Мир Души,

Изменчивый и неизменный.

Ладья души! Пути твои —

Уже не тягостные вены,

Но Света чистые ручьи!

И нам возможно все — плывущим,

И кажется несвязным сном

Тот мир, где занавес опущен,

Где вещество — как в горле ком,

Где смена лет — как наважденье,

Где, злых потерь пася стада,

Мы будем жаждать пробужденья

В Ночную Истину — сюда!..

2003

«Мой дом — бесконечность»

Как чашу доверху налить — и,

Пустившись в пляс, не расплескать?

Ночь поэтических наитий:

Летим грядущее искать —

Над городом, таким знакомым,

Но странно-чуждым, хоть кричи,

Над ярким городом-драконом,

Блестящим чешуей в ночи!

На то, что́ будет, хоть взглянуть бы:

На черно-золотом щите,

Где спят свернувшиеся судьбы

Спиральным светом площадей,

На том щите, где отразились

Созвездья в танце круговом,

Но сонно, хищно исказились

Их шифры в зеркале кривом, —

На том щите — видал не раз я:

Как светлый мед средь черных сот —

Горит несторианской вязью

Грядущего трехмерный код…

2003

«Мой дом — бесконечность»

В белом опереньи

Ангельского струга,

В снеговом скольженьи

Над зимой-волной,

О дитя, упруго

Мы плывем без тренья,

В мантии служенья

Парусно-льняной.

Влюблены друг в друга,

В вихре-отторженьи,

Мы горды в гореньи,

В пляске под Луной —

О дитя, в круженьи

Счастья и испуга,

В круговерти зренья

Звездно-неземной.

Мы спираль — движенье

Снегового круга,

Жизни повторенье,

Колкий зимний зной.

О дитя, мы — вьюга,

Ледяное жженье,

Оплодотворенье

Ночи ледяной.

2003

«Мой дом — бесконечность»

Былое вернуть невозможно,

И Храм уже продан с торгов,

В нем тени и отсветы ложных,

Погибель сулящих богов.

Как в красной карете — в комете

Четверка незримых коней

Влечет Ускорителя смерти,

И твердь содрогнулась под ней.

Не только на юность — на старость

Не стало меж черных гробов

Надежды. И только осталось

Оплакать земную любовь.

Оплакать небесную веру,

И вместо дождя на губах,

Как жженье, почувствовать серый,

С небес низвергаемый — прах…

…Но кто-то зовет, окликает,

Хотя и невнятны слова,

И медлит закат — намекает,

Что чем-то надежда жива —

Еще и светло и тревожно,

Не поздно душою прильнуть

К Тому, для Кого все возможно:

Возможно былое вернуть!

2003

«Мой дом — бесконечность»

В материальном мире вязком,

Где осень — о весне помин,

Как сердце доверяло сказкам,

Свой тайный мир творя по ним!

Признав сказанья — чертежами,

Мечты сбывались — мысли с ног

Сбивая. — Времена дрожали,

Когда вставали Башни Снов!

Но вот Калиф и Визирь-аист

Взлетели в Свет, где гаснет Тьма, —

И далеко внизу остались

Лачуги смертного ума!..

2004

— Где обитают Прошлые Года?

— В стране Нигде и в царстве Никогда.

— А их неповторимый аромат?

— Он лишь дымок среди времен-громад.

— Но я-то помню каждую деталь!

— А передашь кому-нибудь едва ль.

— Но я храню, лелею каждый звук!

— Для одного звучит он, не для двух.

— Я ими полн, они встают во мне!

— Стеною Плача! Припади к стене.

— Но свет — внутри, и только тень — вокруг!

— Теперь ты Свету Внутреннему друг.

— Снаружи смерть, но жизнь таится в нас!

— Теперь ты понял, и сберег, и спас.

— Где ж обитают Прежние Года?

— В стране Повсюду! В царстве Навсегда!..

2004

Не будущим, но только прошлым

Жива душа в цветеньи лет.

А тем, кто забывает, — грош им

Цена! Им будущего нет.

Им — только грохот, чтоб забыться,

Им топот пляски костяной,

Уже их пепельные лица

Накрыты белой простыней.

Но из далекого далека,

По водам канувшего срока,

Тишайший голос доплывет:

«Светильник тела — это око!»

И кто услышит — оживет…

2004

«Мой дом — бесконечность»

В пространстве леса вольном

Для сердца выбор есть

Меж лиственным и хвойным:

И что́ же предпочесть?

Ступени тяжких елей —

По ним, за шагом шаг,

Восходит еле-еле

К бессмертию душа?

Ступени, груз и опыт —

Награду заслужи:

Темнозеленый ропот,

А иглы — как ножи.

И ты за плату на́нят,

Но страшен шаг любой,

И вниз наклоном манит

Углов еловых боль.

Иль взмыв березы легкий

И клена горький взлет,

Тот путь, где рай далекий —

Уже сейчас, вот-вот?

А там — и вечность даром,

И листьев благодать:

Душа учась их чарам,

Научится летать —

Но нет, уже умеет,

До неба — только взмах,

Лишь светлым взором смерит

Оставленных впотьмах…

Темнозеленый опыт,

Светлозеленый дар,

И здесь — усилий копоть,

А там — любви пожар:

В пространстве жизни вольном

Для сердца выбор есть

Меж лиственным и хвойным:

И что́ же предпочесть?..

2004

«Мой дом — бесконечность»

Как я помню эту речку —

Прямиком сквозь березняк!

Но не вымолвишь словечка,

Не вмешаешься никак.

Там в луче листва застыла,

Дышит золотом вода,

Но ни с фронта нет, ни с тыла

Возвращения туда.

Ни тропинки, ни дорожки

Нет ни днем, ни под Луной,

И стоишь ты, огорошен

Безвозвратностью земной.

Нет, не царство ледяное:

Там всему дано цвести,

Но движение иное

Невозможно привнести

В те затверженные речи,

В те — по кругу голоса,

В то ближайшее далече,

В те земные небеса…

Это детство — звонкой речкой

Сквозь полей прогорклый дым,

Это жизнь — мгновенной свечкой

Перед Ликом золотым.

Снимок дня застыл и высох,

Но в движеньи недвижим

Вечный Лик в волне и высях:

Близок — и непостижим…

2004

«Мой дом — бесконечность»

Клейкий радостный лист, —

Откровенье великого Бога!

Проповедник и мист,

Вся в движеньи зеленая тога,

Первый лист городской,

Что в ручей изумленно глядится,

Чтобы снежный раскол

Обратился в живое единство!

Свежий трепетный лист —

Приговор ледяным нашим судьям!

Мы еще не сдались,

И сдаваться вовеки не будем,

Умертвить нас не смог

Бесноватый буран белолицый,

Потому что в нас — Бог,

И весной Он велит нам раскрыться!

Хрупкий, бережный лист,

Светлый сплав ликованья и боли,

Мира горнего близь

В отступающей зимней юдоли!

Ты наш вестник и жрец,

Ты явился, чтоб к Солнцу увлечь нас,

И, хоть жизни — в обрез,

Но в тебе нам дарована Вечность!

2004

«Мой дом — бесконечность»

На Земле торопись или мешкай

Меж разбойников и торгашей,

Но ядру в этом крепком орешке —

Невместимо привольно душе!

Замыкая свой слух от историй

О провалах, и безднах, и рвах,

Ей бы петь в этом тесном просторе,

Ущемленной в небесных правах.

Все бы петь и вытягивать в ноты

Площадь, пригород, милость и гнев,

И выравнивать судеб длинноты

В нескончаемый Божий напев!

2004

«Мой дом — бесконечность»

Взор в облака, и свист крыла,

И клена юный позвоночник —

Чтоб в темноту не увела

Царица Ночи.

И оттого он весь — рассвет,

И высь, и ствол с листвой шумящей,

С весенней синевой в родстве —

Луч на заре. Крылатый мальчик.

2004

Солнце коснулось невзрачного дома —

И, озаренный, он тихо воскрес.

Все золотое — трава и солома,

Словно прошелся по городу Крез.

Кира ли клич, иль призыв Македонца

Взмыл над окраиной балок и плит?

Зренье поэта, как малое солнце,

Мертвым стенам пробудиться велит.

Окнам соловым и выступам косным —

Песня-объятье и луч-поцелуй:

Ты — воскреситель, ты венчан и послан

Ветви привить к золотому стволу!

2004

Твой ли звон, твое ль жужжанье

Кружит, лето охватив,

Ювелир тончайших граней,

Мастер полдней золотых?

Ты ль чуть слышным учишь свистом

Мой весомый, сонный стих

Быть легчайшим, серебристым,

Чтобы он в ночи не стих?..

2004

«Мой дом — бесконечность»

От неба — толстенный

Наслой, и до дна — поколенье:

О башни и стены —

Костяк бытия, укрепленье,

О кремль костяной, нерушимый,

О ствол разветвленный,

Где душам вершина —

Венец водяной и зеленый!

Но гавань другая

Проглянет сквозь горькие воды —

Грозя и пугая,

Сгущая в мгновение годы:

О хор мертвецов,

Заслони Измеренье Иное…

Но солнце — в лицо,

А зеленая глубь — подо мною!

2004

«Мой дом — бесконечность»

Движутся звезды,

И движутся мысли за ними.

Плакать не поздно,

А духи вовек не ранимы. —

Души ранимы,

Тела, их пленившие, смертны,

Звездам хранимым

Печали Земли незаметны. —

Звездам — камням

Драгоценным в венце Жизнедавца:

Он их поднял

Надо всем, что́ спасти не удастся

В мире, гонимом

В ничто, словно пыль перед ветром.

Звездам хранимым

Печали Земли незаметны.

Внятны одной

Лишь Луне эти плачи-печали,

И на ночной

Бедный мир она шлет свои чары —

Дрему, забвенье и страсть,

Три луча наважденья.

Но исчезает их власть

В горький миг пробужденья…

2004

«Мой дом — бесконечность»

Что бы ты ни сказал и ни сделал, —

Облака́ тебе не превзойти,

Видишь, к вечеру — белый на белом —

Пролетающий о́блак затих?

Вот утихнула птичья капелла,

Что ни делай — день снова мину́л.

Видишь, вечером — к белому белый —

Пролетающий о́блак прильнул?

Дел исток — испарился и высох,

Слов исток — приобщился к векам:

И душе — не затихнуть ли в высях,

Не прильнуть ли к родным облакам?..

2004

«Мой дом — бесконечность»

Старинные открытки —

Запечатленный миг!

И времени в избытке

У тех, кто жив на них.

О безмятежность рая,

Где видеть — значит быть,

И ту же чашку чая

Возможно вечно пить!

Но за окошком — тучи

На чаепитье свой

Бросают взгляд — и жгучий,

И злобно-грозовой.

И отсвет черно-красный

На скатерти лежит,

Свеча чадит и гаснет,

И чай в руке дрожит.

И мы дремотно знаем

Что призрачен наш лад,

Что над минутным раем

Навис тяжелый взгляд.

И мы на той открытке,

Блаженствуя, живем,

Где время — сеть для рыбки,

А вечность — водоем.

Но вечность — лишь в секунде,

Прозрачно-велика…

Как радостно и трудно

Уйти от рыбака!..

2004

«Мой дом — бесконечность»

Как реку берет оторопь,

Когда она в море вливается,

Как радостно—страшно отроку,

Когда в нем страсть открывается,—

Так речь твою слышу ясную,

Гляжу в глаза твои светлые:

Ликую в ночи — и сетую,

Под Солнцем скорблю — и праздную…

2004

Воспоминанье о невозвратном:

— Не отвергайте его! Он брат нам!..

Взоры нависли — зимнею тучей:

— Не изгоняйте его! Он — лучший!..

Солнце все ниже, а круг все ýже:

— Не проклинайте его! Он нужен!..

Разум темней, горизонт багровей:

— Не убивайте!.. — Ручей крови.

2004

Где средь плазмы, в завихренье

Зарождаемых миров,

Наших душ слагалось пенье,

Частный выбор, общий рок,—

Помню вспышки звездных пыток

В непроснувшемся уме,

Страшной яркости избыток —

И тоску по тихой тьме.

Луч мученья, время длящий,

Снова с дрожью узнаю,

Вижу ясный взгляд молящий

Там, у ночи на краю…

…На границе милых мраков,

В забытьи земных пощад,

Там и здесь — ты одинаков,

В радости и смерти — брат.

С горьким плачем по соседству

Единенья луч не гас,

И одно большое сердце —

Свет во мраке — билось в нас.

И в предсмертном междустрочье,

Мук и песен не тая,

Мы живем не днем, а ночью —

Божьей ночью Бытия…

2004

Князь Всеволод, воспитанный в Царьграде

И севший на Владимирский престол,

Громил болгар, водил на Киев рати,

И приглушал народа тяжкий стон

Красой церковных каменных узоров.

Но посреди житейского пути,

Чтоб отдохнуть от сечей и поборов,

Решил на камень тесаный взойти —

И там, на северной стене Собора,

Он на столетья радостно затих,

Блаженствуя среди резного хора

Чудовищ, птиц, растений и святых…

…Так восхотел он нá две разделиться

Души: живет во времени одна,

Другая же разглядывает лица

Львов и грифонов. В вечности она

Застыла — и легка, и сановита,

Меж дев и китоврасов воцарясь,

И гусли камнеструнные Давида

Ту душу вводят во всемирный пляс…

2004

А свет, который был всечасно посылаем,

В ночи сверкал вблизи, а днем мерцал вдали,—

Наверное, его мы называли раем,

Наверное, его мы раем нарекли.

Свет кратких наших встреч, вовек незабываем,

Блеск долгих наших слез,— о сладкий плач хмельной!

Наверное, его мы называли раем,—

Его лишились мы. А есть ли рай иной?

Алхимия надежд — когда мы свет вбираем,

И, сердцем претворен, он светит изнутри,—

Наверное, ее мы называли раем.

Ее лишились мы: мы рай не сберегли.

2004

Когда в Россию превращалась Русь,

Ну — при царе Петре, жил в Сухаревой башне

Ученый звездочет, шутник всегдашний,

Большой кудесник — знаменитый Брюс.

И от него в те дни купцам житья не стало,—

Так издевался Брюс, глаза им отводил,

Что в лавках у купцов то молния блистала,

То нападал на них медведь, то крокодил!

Купчину бросит в пот, купчину вгонит в дрожь,

Кричит… Протрет глаза — ан никого и нету.

А пристав прибежит — и грозно: «Что орешь?

Что баламутишь люд?! А ну, гони монету!»

И так бывало десять раз на дню!

Тут приезжает царь — все с жалобами в ноги…

— Что? Снова этот Брюс? Его я разбраню,

Ему я возбраню! Мои обычьи строги! —

И к Брюсу в башню Петр. — Ты что народ мутишь?

А Брюс черти́т коня с простертыми крылами:

— Смотри, вот чудо—конь: садишься — и летишь!

И вот уж с Брюсом царь парит над куполами

Московскими… Какой просторный, светлый вид —

До самой до Оки! Все пашни, поймы, храмы…

— Ну, — молвит Брюсу Петр, — ты, парень, башковит!

Давай-ка мы с тобой великими делами

Займемся: Англии я объявлю войну,

Ты ж на врагов нашлешь тех, мысленных, медведей —

И весь их славный флот от ужаса ко дну

Отправится! Гляди — сколь скор наш путь к победе!

— Нет, — Брюс в ответ, — ведь я ни одного купца

Досель не обманул! А те медвежьи рожи —

Для шутки напускал. Ни штуки сукнеца

У них я не украл! Тем более, негоже

Врагов обманывать, у них победы красть!..

…Тут смотрит царь, а он — вновь в Сухаревой башне.

И чует — не на все его простерта власть.

И стало тут царю Петру довольно страшно…

…И часто над Москвой тот Брюс неустрашимый

Летал и грохотал: кто видел — тот дрожал!

А позже создавать летучие машины

Все стали по его — по Брюса —чертежам,

А выдавали за свои! И ныне

Той техники крылатой, броневой —

Вон сколько развелось в небесной сини:

Запомни — чертежи украли у него!..

2004

Опять же — Брюс, алхимик и и колдун:

Чтоб дать своей науке продвиженье,

Ему потребовалось много дум,

А жизнь идет к концу. Омоложенье —

Вот выход для него из тупика!

И вот в подвал он верного слугу

Зазвал, а там зарезал старика,

Разрезал на куски — и ни гу-гу.

И — засолил: неделю, месяц ждет,

А после — мажет мазями, водой

Особой брызжет — все срослось, и вот

Встает слуга — пригожий, молодой:

Удачный опыт! А теперь нужна

Рука чужая, чтоб над ним самим

Все тó свершить… Но юная жена

У Брюса есть. И вот слуга, томим

Желаньем юным, входит в спальню к ней.

А у жены глаза ползут на лоб:

Ей не встречался — краше и стройней…

Они вдвоем готовят Брюсу гроб —

И ожидают часа… Учит Брюс

Слугу-юнца, чем кончить, как начать,

Дает ему попробовать на вкус

Все мази, чтоб умел он различать,

А сам под нож ложится… Тут слуга

Его на части режет, и — в засол,

А сам, разделав старого врага,

На долгий срок к жене его зашел.

Вот год прошел — из Петербурга царь

Нагрянул: «Где мой Брюс?..». Слуга — в подвал,

И долго там пробирками бряцал,

Согласно указаньям, что давал

Ему покойный… Вот вывозят гроб,

В нем Брюс — он целый, только неживой.

А Петр — слуге: «Ты кто?» — «Его холоп!»

— «Да быть не может! Он — хозяин твой?!

Да и у него же старый был слуга —

Всего один!» Наш парень загрустил,

Его — на дыбу! Тут — вся недолга:

Он обо всем царя оповестил,

И — марш на плаху, со вдовой вдвоем!

Ведь, чтó сварил, тó, братец, и вкусишь…

А Брюс уже — тяжелый на подъем, —

Проехал воз. Его не воскресишь!..

…Когда бы Брюс не сплоховал в тот раз,

И вся наука не ушла бы с ним,—

То не было бы старости у нас,

И каждый умирал бы молодым!

2004

1

Любовь — она стремнина,

Большой водоворот:

Не ставь любви плотину —

Она ее снесет…

…Вот в Марьиной-то роще

Гуляет люд простой,

Тут лес довольно тощий,

А прежде был густой.

Тут — знает каждый житель —

История своя:

Тут с Марьей жил грабитель

По имени Илья…

…Илья был барский кучер,

Он барина молил,

Чтоб тот его не мучил —

И свадьбу разрешил.

А барин был упертый,

Он сроду не любил:

Илью послал он к черту —

И свадьбу запретил.

Илья ходил понурый,

А через год смекнул —

Зарезал самодура,

А Марью умыкнул…

Любовь — она стремнина,

Большой водоворот:

Не ставь любви плотину —

Она ее снесет…

2

…Москва людей видала,

Но тут — семья-змея:

Ведь Марья всем гадала,

А грабил их Илья.

Толпой идут к молодке,

А мужу тó с руки —

Он режет в околотке

Людей и кошельки.

Не ведала бедняжка

О той его вине

Но вскоре стало тяжко

Ей с ним наедине…

…Илья пришел с охоты,

Сквозь ставенку глядит:

Сидит у Марьи кто-то,

Обнявшись с ней, сидит.

Илья за нож схватился

И крикнул: «Выходи!» —

Юнец бежать пустился

У Марьи — нож в груди.

И в честь нее осталось

Названье рощи той —

Там лесу нынче малость,

А прежде был густой…

Любовь — она стремнина,

Большой водоворот:

Не ставь любви плотину —

Она ее снесет…

3

…А муж-убийца скрылся,

Суров и нелюдим,

И до конца бы спился,

Когда б не сон один:

Чуть засыпать он станет,

Как облик неземной

Его зовет и манит

Пресветлой белизной.

То Марьин дух являлся,

Он так прекрасен был,

Что грешник не боялся,

Но все сильней любил…

Любовь — она стремнина,

Большой водоворот:

Не ставь любви плотину —

Она ее снесет…

4

…Чрез много лет в пустыне,

На горочке крутой,

Явился в благостыне

Целитель и святой.

И все к нему стекались —

Печаль свою лечить:

Пришел и некий старец

Чтоб сердце облегчить.

Святой встречает — крестит:

«Скажи, мол что и как,—

Рассеем, может, вместе

Души гнетущий мрак».

— «Любил когда-то, отче,

Я мужнюю жену,

Но муж ее покончил,

И я себя кляну!»

Святой ему ответил:

«Нет, здесь вина моя,

И Бог тому свидетель,

Ведь я — злодей Илья!..»

…Три громких плача в келье

Внезапно раздались,

И люди не стерпели

И в келью ворвались:

Два старца, как два брата,

Рыдают, чуть дыша,

И с ними плачет чья-то

Незримая душа.

И отче молвит: «Стар я,

Но голос узнаю,

То с нами плачет Марья —

И, значит, не в раю».

Рыдают с нею старцы

И мыслят: как им быть?

Как на земле спасаться,

Как ближнего любить?..

Любовь — она стремнина,

Большой водоворот:

Не ставь любви плотину —

Она ее снесет…

2004

Не слушай, коли не мило,

А сказывать не запретишь…

Татарское иго было.

К Москве подступил Тохтамыш.

Три дня осаждал он наших,

Но взять он Москву не смог,

И лился на осаждавших

С кремлевских стен кипяток.

В четвертый же день осады,

Под сенью татарских знамен,

Посланцы Суздаля-града,

Василий-князь и Семен, —

Подходят к вратам: «Горожане! —

Кричат, — Тохтомыш — ваш гость!

Зачем же, его обижая,

Свою являете злость?!

Пришел он к твердыне вашей,

Чтоб граду воздать хвалу,

Зачем же вы льете с башен

Расплавленную смолу?!

Взгляните же, сколько павших

С обеих сторон! Для чего?

Но хан вас простит, не понявших

Причину прихода его!

Даров у него без счета,

А вы для него — сыны!

Откройте же хану ворота —

И будете прощены!..»

…Москва в сомненье впадает:

К воротам шествует князь,

А люд вопит и рыдает,

Татарской рати боясь.

Но княжье слово к народу —

Для ханской раны бальзам:

«Москва отворяет ворота,

Не веря вашим слезам!..»

…О сила слов этих глупых!

Мужей, младенцев и жен —

Раскиданы тысячи трупов,

И город дотла сожжен…

…Когда же твои потери

Восполнятся — о, скажи,

Москва, что слезам не верит,

А верит лишь ханской лжи?...

2004

«Еще тебе, князь, скажу я:

Не грей на груди змею.

Кто хвалит веру чужую,

Тот веру хулит свою.

Мой сказ тебе, князь, короток:

Как только латинский мних

Возникнет в одних воротах,

Я выбегу из других.

Имею на сердце рану,

За веру душа болит!» —

Так молвит царю Ивану

Московский митрополит.

Иван пожимал плечами:

Уж больно святитель строг.

А дело шло о венчанье

С Софьей Палеолог.

Сам Римский папа их сватал,

И как же теперь запретишь

Нести пред невестой знатной

Роскошный латинский крыж?

Неужто иной Спаситель

У римлян изображен?..

«Ну, ладно: крыжá не вносúте,

В Москву не входúте с крыжóм

Но — перст на уста и молчанье:

Прибывший из Рима синклит

Пусть тайно, при нашем венчанье,

Молитву свою сотворит…»

…С тех пор в Москве повелося:

Чтó хочешь, то и творишь,

Лишь прячь, чтоб не вызвать злости,

Свой тайный латинский крыж!

2004

От основанья стен Москвы

Такого не было пожара:

Огонь ревел, земля дрожала,

Ни птиц не стало, ни травы.

Как летним утром вспыхнул храм

Воздви́жения на Неглинной,—

Церквей не стало — половины,

Святейший — еле спасся сам.

Иван Четвертый в этот год

На царство Русское венчался —

От жара город закачался,

И люд сгорел, и вымер скот.

Остатки горожан к царю

Стеклись в неистовой печали,

И скорбным хором закричали:

«Мы бабку видели твою —

Она тут шла с толпой бояр,

Шептала, пела и вопила,

И кровью улицы кропила —

Вот оттого и был пожар!

Нам Анны ведомы дела:

Она приносит в жертву бесам

Детей. Теперь же — город весь им

Сожженьем в жертву отдала!..»

…Но Анны Глинской злобный внук

Велел казнить их лютой казнью,

И люд, охваченный боязнью,

Замолк при виде страшных мук.

Так Грозный на престол вступил,

Московским озарен пожаром,

И сорок лет подряд — недаром

Людскую кровь, как воду, пил:

В его, зарницах и громах

Бесóвский хохот отзывался,

И черту верен оставался

Из рода Глинских черный маг!..

2004

А трудно ли строку исправить?

Но до рассвета помолчи —

И слушай темноту. С утра ведь

Душа другая, чем в ночи.

И днем усердствовать не надо:

Опасна видимости власть.

При ярком свете — хватит взгляда.

Оставь строку — как родилась.

2004

Прошлых лет боль и близь —

Разговор-то особый.

Да и мы собрались

Не за чаем со сдобой.

Самовар наш — другой,

Он пустеет, не так ли?

И подать уж рукой

До последней-то капли.

Для кого-то она,

Пролилась мимо края,

И уже не полна

Наша общность былая.

Дух в ночи не оглох,

Не истратился в криках —

Вот и время для слов,

Настоящих и тихих.

Пусть сквозь наши слова

Речь иная проглянет,

Что издревле жива

И вовек не престанет,

Что творила и синь,

И земные основы.

Занавески раздвинь:

Мы — окошко для Слова.

2004