Из книги «Притяжение» 1981-1983 ХРАМ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ Сей храм строился сорок шесть лет… Ин. 2, 20 Храм строился. Раскатный купол Тревоги века покрывал, И небосвод его ощупал И с первых слов своим назвал. Но сорок лет, по слову Божью, Он рос и украшался. Мир Москвы листался у подножья: Разносчик страхов семенил У стен агентства страхового, И годы падали с лотка. Обрывки сна порохового Пыталась досмотреть река, От шума увернувшись. Смутно Во сне дрожали мятежи. А город рос ежеминутно, И Время ножницы-ножи Точило, колесо вращая С печальным скрежетом. Над ним Любимый с детства запах чая Глушил густой фабричный дым. И вровень с дымом, всем доволен, На тьму мелькающих имен Глядел с одной из колоколен Мальчишка перед Судным днем… 1981 ЭЛЬФЫ Все меньше хлеба под вечер крошат Альпийским эльфам. Их когда-то чтили Или жалели просто, как мышат, И любовались, как искрятся крылья У этих, самых маленьких, землят, Владеющих членораздельной речью. А нынче никого не веселят Ни хрупкость мотылька, ни человечья Их поступь. Каждый занят сам собой, Не замечая, как ласкает ветер Заката лошадиною губой Последних эльфов нашего столетья. 1981 ПОРТРЕТЫ Из цикла [1] АВТОПОРТРЕТ РЕМБРАНДТА Смотри — глаза, глядевшие в зрачки Окликнутого Богом Авраама, К тебе отныне яростно близки, В твое лицо отныне смотрят прямо! Смотри — душа, дышавшая в тиши С Эсфирью омертвелой, с Артаксерксом Разгневанным, — сестра твоей души, С твоим ее бессмертье вровень сердцем! Смотри, я выступил из темноты — Взглянуть в тебя. Ты не исчезнешь вовсе. Ты — зеркало. И где бы ни был ты — Я тоже есть. Запомни — и готовься!.. 1981 [2] АВТОПОРТРЕТ КАМИЛЛА ПИССАРРО На призыв — войти в свое лицо, Отделившись от лица природы, Оглянулся — пеплом и пыльцой Весь покрыт, мгновенный, желторотый, Умудренный разумом полей, Утвержденный в своеволье ветра: «Вот роса. Ни капли не пролей. Луч. Не урони ни доли света. А меня не окликай. Пусти Точечной, пейзажной земляникой Поиграть — и строгость обрести У колен праматери безликой. И весенним лесом расцвести». 1981 [3] ЭДГАР ДЕГА. ПОРТРЕТ БРАТА Как хрупок, мужественно-хрупок В пространстве красном, напряженном! На мелкие осколки — кубок В неразрешенном, нерешенном, Китайском взгляде на предметы Служенья, и любви, и быта. И только кисть легка, как лето, И только краскам суть открыта. И все умрет — модель и автор, И страсть сокрытая, и братство… Картина выживет, но завтра В ней никому не разобраться. 1981 * * * Быть всеми, всюду и всегда, Лишь исчезать и длиться, Как проливается вода И как мелькает птица, Как чертит дым тугим кольцом Сгоревшие поленья, Как повторяется лицо В десятом поколенье. Быть всеми, всюду и всегда, Лишь длиться, исчезая, Не оставляя ни следа У мира в белом зале, В огромных зеркалах шести Вселенских измерений… Но нет — черемухой цвести, Как в Третий День творенья!.. 1981 ВОПРОШАЮ НОЧЬ Из кухни пахнет смертью. Я встаю, К стеклу тянусь. — Напрасные усилья: Все поколенье в августе скосили На корм кометам. Все уже в раю. Я задыхаюсь — пойманный, последний — И пробуждаюсь. В мире хорошо И холодно. Почти проходит шок. Но все же тянет смертью из передней. В окне Луна огромна, как в Египте, Бежим поспешно, кони по пятам, Но нет — не спать, не оставаться там… А тянет в сон. Из дома надо выйти. А лестница — неверная жена — Петляет, предает, уходит влево, В приливы допотопного напева. Не ночь, а пепел. Площадь сожжена, И я один — живой. Но нет, похоже — Не я, а мальчик сверху, мой сосед. Он, полустертых слушатель кассет По вечерам, до этой ночи дожил Один. Над ним Медведица Большая, И он идет с бродяжною сумой Умолкших песен. Все же голос — мой. Я спящую эпоху вопрошаю О дне, когда созреют семена, Посеянные Богом. Но дойдет ли До звезд недвижных мой подвижный оклик? И есть ли звездам дело до меня?.. 1981 * * * — Вы ошиблись, мы с Вами Не встречались до этого дня, Эта встреча — впервые… Впрочем, что-то коснулось меня, Подождите… Словами — Не могу, все слова — неживые. Небосводом укрыться — и лечь В свежескошенный луг: небеса — В торжестве необъятном… Я услышал светил голоса, Вспомнил столько сияющих встреч — Все они предстоят нам!.. 1981 ПОКЛОНЕНЬЕ ВОЛХВОВ Вступает ночь в свои права. В пещеру входят три волхва — Гаспар… И Мельхиор… А детство чудно-далеко, И столько выцвело веков, Что ты забыл с тех пор, Как звали третьего… Гаспар Внес ладан. А младенец спал, Вдыхая аромат, И столько времени прошло, Что помнить стало тяжело, И петь, и понимать, О чем твердил небесный хор… Смотрел из ночи Мельхиор, Как золотился свет, Как подымался сладкий дым — В нем вился холод наших зим, Сияли лица лет… 1981 МОЛИТВА Возлюбленный немногословный, Правитель дымящихся трав! Введи нас в закат многослойный, Молчать среди сосен оставь. Уже Твое солнце садится, Мы солнце во взоре таим. Мне в сумерках дай насладиться Кротчайшим подобьем Твоим. 1981 ЛИВЕНЬ Жаворонков желтый крик Жмется к выжженной земле, Надевает небосвод Черный грозовой парик, По вопящей мгле полей Скачет капель хоровод — Это танец духов злобных, Корневых, огнеподобных, Молнией ниспадших в глушь, — Это пляс погибших душ!.. 1981 * * * Ты — Сокрытый в зрачке мотылька. Из Тебя — голубиная стая. Из Тебя выбегает река И трава прорастает. Нет ни лет, ни следов, ни причин — Только Ты предо мною. Из Тебя, как из солнца лучи, Возникает земное. И творенье — не где-то вдали, Не в туманностях белых… Мы не плыли. Мы по морю — шли. Мы — и буря, и берег. 1981 ПРОШЛОЕ В дороге, посреди обычных дел И беловатых встреч недолгих, Где души вянут в полумраке тел, — Тебя внезапно настигает оклик Из прошлого. Ты б, верно, не хотел Сейчас свое услышать имя Из навсегда умолкших уст, Но словно вихрь неотвратимый Осенний обнажает куст, И листья по его приказу В безумье мчатся над рекой, — Ты отдаешься весь и сразу Тому призыву. Про покой Забудь. В минувшем нет покоя. Словам умерших внемлешь ты, Господь всевластною рукою Сорвал завесу суеты С твоих осиротевших глаз. Неугасимая тревога Прошедших лет Твоих вопросов заждалась. Ты видишь свет И узнаешь себя и Бога. 1981 ШАРОВЫЕ МОЛНИИ Темно. Россия велика На все равнинные века Ночного полушарья. И лебедь — лентой в облака, И коршун — черной шалью. Средь молний бешеной игры Дух округляется в шары В ночи зигзагов диких. Висят московские дворы. Безмолвствует Языков. 1981 ГРОМ …Он громко сетовал: «Какой разгул! На небе гром подносят полной чашей, Там залпом пьют грозу, как юность пьют, И смотрят вниз, хохочут и поют, Но этот хаотический уют Лишь оттеняет бесприютность нашу, Свинцовый дождь и рощи рабский гул…» Но, видно, день был местом странных встреч, Коль скоро небожители и люди В него вступали с разных точек сна: Растрепанный, с бутылкою вина, Седой старик в грохочущей минуте К деревьям обращал живую речь: Пред тучами, травой и косоглазым Пространством, рассеченным поперек, Он выступал и требовал вниманья. Границы яви хлесткие ломая, Какой-то странный пробежал зверек Меж мокрой тьмой и старика рассказом… …Отряхивала листья тишина, В сырых кустах поеживалось время, По капле омывая общий грех. Старик кричал, переживал за всех, И сцена леса молниями всеми Была трагически освещена. Старик замолк. Я подошел к нему И проводил до сумрачного дома, А после бегал вызывать врача. Гроза, в окно рогатиной стуча, Шла в прошлое, морщинясь у излома Его бровей, в отеческую тьму. — Видать, разобралась в его речах. Назавтра я узнал, что умер он. Слова умерших обретают ярость Дремучей чащи и корявых гор: Сгущают кровь и камнем бьют в упор, И, как бы вы забыть их ни старались, Нахлынут ливнем — и встряхнут, как гром… 1981 * * * Вспыхнуло пламя — Взгляда не отвести, За густыми стволами Будет небо расти. Голос твой тихий — Ураган над рекой, На излучине вихря Безмятежный покой. Прежде мне знать бы И прийти по воде В белый день твоей свадьбы, Отсиявший в нигде. 1981 * * * …И важно все, и все на месте, И смотрит мальчик, размечтавшись, На светом вспыхнувшие вести Всех новостроек — восемь на шесть — Застывших в шахматном порядке, Живые прячущих фигуры, Чьи души после песни краткой Слетают в ночь с клавиатуры. И мальчик — музыкант, а небо Поет, и все на свете важно, И губы повторяют немо Пчелиный гул многоэтажный. Мы будем жить, не выделяя Ни тех, кто прав, ни тех, кто нужен, Во тьму вселенскую ныряя Совсем не в поисках жемчужин, Лишь ради песни, ради влаги, Поющей в образе и зренье, — И будем, как немые маги, Поддерживать ее горенье… 1981 * * * Ступеньки — к реке, и ступеньки во льду, И в блеске огней — река. И я уже больше по ним не пройду, Но дай мне Господь в позабытом году Кивнуть им издалека. Пять-шесть мальчишек, мороз и хруст, И окон свет небольших. До вас я взглядом не доберусь, Но ты засвети мне лучину, Русь, В окне вечерней души. Салазки фанерные. Снежный быт. И сами себе — цари… Напомни, волшебница, кто позабыт, Кто сам позабыл — и спокойно спит, И прошлое заговори… 1981 Школа 1. Актовый зал …Осенний класс и холод ранний, Шумящих яблонь желтый ряд И шум торжественных собраний В античном зале ноября… Зал гимназический! Он светел, Войду — и в прошлое вернусь: В том зале я впервые встретил Настенных, белоснежных Муз, Мне Музы глобус протянули, Как сгусток скрученных времен, — Здесь, у окна, на карауле Багряных облачных знамен!.. 2. Зима …Как мы сумерек ритмы ловили! Этим дням хоть кивнуть слегка бы… Слышишь? — Город очистив от пыли, Подкатил ледяной декабрь. Из чистейшей на свете метели, Из огромного сна снегового, — Вам за все, что сказать вы успели, И за все, что не выскажет слово, — Души, крыльями шевеля, Благодарствуют, Учителя!.. 1981 * * * Вечерний лес — души моей двойник, Под звездами немеешь, замирая, Но кронам не дотронуться до них, Не дотянуться, как душе — до рая. Ты сам, как и душа, непроходим, Мы оба страха перед сумраком не скроем. Давай друг другу небо отдадим: Пусть — недоступное — принадлежит обоим. 1981 ОТРОЧЕСТВО В саду, откуда утром почтальон — Мальчишка смуглый на велосипеде — Обычно выезжает развозить Газеты, письма — и колючки хвои, И, может быть, цветочную пыльцу, Любовных ищущую приключений, — Пел соловей ночами в том саду. …И это пенье шевелило листья И направляло воздуха потоки, — Сперва едва заметно, а потом Скреплялся, постепенно нарастая, Воздушных масс мажор. И синий вихрь Звучал чрез месяц в море Эритрейском. …И потрясали трели соловья Весь сад огромный. Воздух колыхался, Пути меняли звездные лучи: Пусть миллионы лет летели вспять, Но сами звезды на другом конце Тревожного сознания вселенной Дрожали, отражая соловья. …И мы, дневные вести обсуждая С тем пареньком, передававшим письма И взгляд зеленый, — мы с ним замолкали. И длился соловьиный монолог!.. 1981 * * * Я проглочен вокзалом огромным — Он пульсирует, словно кит, И мое ожиданье — ромбом У вокзала в горле стоит. Но решенье небес непреклонно: Кит у брега встает на дыбы — И швыряет меня, как Иону, В Ниневию моей судьбы!.. 1982 Памяти Марии Юдиной 1 Где южный город ленится, И обвивает плющ его, Где наше время пенится У темных губ грядущего, — Там света современница Играет навсегда… Ее страшит звезда, Пожары разгораются… Но только тень, и край лица, И два-три слова к музыке, И пальцы у виска… Так, южной ночи сгустки Раздвинув, среди узкой, Суглинной, душной улочки — Нас голос отыскал. Ах, глиняная улочка!.. А время — глины глуше, Черней девичьих кос… Но чем колодец глубже — Тем больше видно звезд!.. 2 Каждый звук возобнови, Повтори его впервые, Повтори и сотвори, Словно стебли синевы, Словно маки полевые С первым проблеском зари! Пусть не застывает Бах, Будто слово на губах В миг сомненья и печали… Как с рассветом хоры птах Нас из ночи выручали, — Пусть любовь прогонит страх! На восходе бытия Звук отточен и налажен Звонким воздухом, и даже Не приметишь соловья… Это музыка твоя — Перед утром Третья Стража!.. 3 …Вот я лежу и плачу, Слетает лист горячий С дрожащего ствола, Слетает и кружится И мне на лоб ложится, — Рука твоя легла. Я стану злаком, прахом — На корм червям и птахам, На спячку зимних трав. Во тьму и гром одетый, Я вверх взбегу по ветру, Границы тел поправ. Лежу вдали, покинут, А рядом реки стынут И гаснут города. По слепоте тропинок Подходит ночь, как инок, С причастьем опоздав… 4 …И я из всей вселенной Запомню, уходя, Октавы плач священный И горький смех дождя… 1982 ПРИТЯЖЕНИЕ Здесь тепла и дыханья — на донышке, Только глянешь, уйдет без следа… Так зачем же из дальней сторонушки Так и тянет, и тянет сюда? Из весны светлоглазой, невянущей — В эту серую, кожа да кость, Из округи, где други-товарищи — В этот лед, где непрошеный гость?.. Но и в райских кустах пламенеющих Хоровод всепрощающих душ Разомкнется, отпустит, и мне еще Повезет — посетить эту глушь: Та же участь сутулится темная, Тот же месяц в слепой высоте, И лютует зима неуемная, Унося охладелых детей… 1982 * * * …Заслони лицо средь лета, — Каждый куст зовет поэта, Куст поет и говорит, Куст горит огнем Завета — И душа твоя горит. Если Свет сойдет, окликнет, О несбывшемся проси, Пусть глаза к огню привыкнут, И тогда, кого в живых нет, — Всех напевом воскреси!.. 1982 1914-й Цветы на балконах, Война на Балканах, И кровь на иконах И в чашах чеканных, Как сдвинутся чаши — От пули беги, И славятся наши, И в страхе враги. Гвоздики в петлицах, Война на Балканах, И пятна на лицах, На касках чеканных, Как вырвутся тосты: — За Вену!.. За Русь!.. — Так в голос погосты: — Клянемся!.. Клянусь!.. Где выжжено — зелено. Мир, молодея, Не вспомнит ни эллина, Ни иудея, Как сдвинутся чаши Двух судеб людских — Так рушатся в марше И варвар, и скиф!.. 1982 ПОДРОСТОК Играя с сумерками в салки, Он свесился с моста в пролет, Но станет сон его русалкой, Затянет в омут — и убьет. Две ивы в сумрачном величье К реке с подростком склонены, Движенья тяжести девичьей Слепить пытаясь из волны. И к двери юности и грусти Пугливо тянется рука… Забудь, помедли — и забудься: Ты сам — и сумрак, и река!.. 1982 БЛИЗОСТЬ ГРОЗЫ За дикостью хвойных вершин Зазубрены тучи, как ельник, А сосны дрожат параллельно, Как струны единой души. В небесную вольную ширь Протянуты ветви — исканья Тоскующих лип, сквозь дыханье Единой стемневшей души. Откройся — и страх сокруши Целительным выкриком грома!.. И вот — мы бессмертны. Мы дома — В объятьях всемирной души. 1982 * * * Как мотылек приговоренный, Который в комнату влетел И рядом с форткой отворенной О стекла бьется в тесноте, Лишь им самим и сотворенной, — Так и душа твоя жила, Пока Непознанная Сила Ее за крылья не взяла — И в свет просторный не впустила. Смерть — в прошлом, словно гладь стекла. 1982 МОЛОДОЙ РАБОЧИЙ На насыпи возле железных путей, Шагов в полусотне от давки, Присел отдохнуть от печалей, смертей, Закусывает на травке. Так прост и свободен, как будто душа, Закончив земную работу, От хмурых трудов наконец отошла — И смотрит откуда-то сбоку, И видит великое множество лиц В мелькающих рамах-вагонах, И все в изумленье небес заждались, Как лики на темных иконах. А он простодушно открыт небесам — И падает, как с карусели, На лица кружащиеся… И сам Не хочет иного веселья. 1982 * * * Тот Разум, что в зародыше цветка Стремится молча в красоту раскрыться И, бледного минуя мотылька, В спирали тварей с нового витка Слоистым ветром оперяет птицу. — Тот Разум, что выводит на разбой Улыбку барса. — Что на берег страсти Выносит душу, как морской прибой В моей крови, и снова стать собой Ей не дает, под знаком плотных странствий. — Тот Разум, что застывшие умы Казнит и через боль ведет к величью. — Что отточил мой слух среди зимы. — С кем, удивляясь, наблюдали мы, Как в буре зарождались свадьбы птичьи. — Светлы Твои уроки и близки, Прими мой стих к себе в ученики!.. 1982 * * * Я опять услышал эту песню — И призыв почуял жизни дальней: Так шумел высокий южный лес в ней, Так мою будили память пальмы. Никогда я не был в этих странах, Только вспомнил горестно и резко: Старый дом, и скрип полозьев санных, И тепло бревенчатого детства. В январе, натопленном и тесном, На виду у хищницы-метели, Вечерами пели эту песню, Потому что лучшего хотели. Но мело, сочился холод в щели, Ждали весть, тревожились о друге, И тянулась песня еле-еле, Заглушаема огнем и вьюгой. Пальмы шумом вьюге отвечали, И внезапно друг, что песню начал, Замолкал в предчувствии печали — Той, которой я теперь охвачен. 1982 НА РАССВЕТЕ Так женщина умеет жить Спокойно и глубоко — В овсяном поле ночь сложить, Рассвет раскинуть сбоку. Чужие на себя принять Сомненья и страданья — Неторопливо оттенять Деревьев очертанья. Тобой другая жизнь жива, И третью жизнь затепли. — Уже вокруг в росе трава И ясно видно стебли… 1982 * * * Не рабствует рябина, хоть и гнется, Хоть сломана — рябина не раба, Она — твоя судьба, и вспомнится, всплакнется, Как знак того, что время не вернется, И память набивает короба В свой путь купеческий и безвозвратный, Ее лотки старинные полны Той красной, точечной, тысячекратной, Глаз радовавшей, росшей за верандой, Той сломанной, погибшей без вины. 1982 Ду́хи Я спал в вагоне, проезжая Седьмую тысячу лугов, Осин, отпрянувших от шпал. — Они вопили, исчезая, Их крики слышал я, хоть спал, — Заштатных луговых богов. В мой сон вступала мысль: а где же Они шумят, когда в ничто Направлен строй стволов литых? Они живут одной мечтой! Конец их жизни, их надежде, Коль взгляд мой не объемлет их!.. И я надменно проезжаю — И в пустоте, где ни души, Поочередно оживляю Леса, озера, камыши… Мой сон. Над озером — туман. Вдруг я в тумане различаю Круженье маленьких фигур: То духи? Зрения обман? Они взлетают на бегу… Как я не видел их вначале?.. Но словно спала пелена С просторов обжитых, огромных — Я вижу тысячи существ: Вода их танцами полна, Они в воздушных спят хоромах, За их мельканьем лес исчез… Я мчусь по глади сна, как парус, А духи дуют на меня, — Я мал, я немощен без них… Вот снова в стеклах лес возник. Я у вагонного окна. Я понял все — и просыпаюсь… 1982 * * * Подмосковные сосны. Чуть слышный Путь времен между ними во тьму. Ты — не гость на пути, ты — не лишний В горько пахнущем травном дыму. Темнота помогает почуять, Как одна вас связала беда С тем, кто в поезде чутко ночует, Уносясь от тебя навсегда, — С тем незримым тебе незнакомцем, Что навек с тобой объединен Нарастающим топотом конским Новых, неотвратимых времен… 1982 * * * Освежающего гнева Грозового заждались вы, — Кайтесь яростно, деревья, Разрывая плащ из листьев, Стебли в поле — на колени, Бейся оземь, бурный лес, Избавленья, избавленья Гулом выпроси с небес!.. Сердцу мало, сердцу тесно Чувства гнать по темным жилам — Сердце ловит страх древесный И, тревогой травной живо, Входит в крик, в слепую веру, В неба храмовый раскат, — Кайтесь яростно, деревья, Разрывая облака!.. 1982 * * * …Видать, в поэме слишком много строк, Вся — в книге не уместится. И надо б Все действия — перенести на Запад, А все нравоученья — на Восток. Том первый — здесь, а том второй — напротив, В них смешаны сюжеты, времена… В кровавый бархат переплетена Судьба царей, история народов. 1982 * * * «Ты — тот, кем стать посмел!» — Созвездий выведен закон В распахнутом письме Полночным точным языком. И люди — от орла до лани, Непримиримая родня, В суровое глядят посланье, Как тяжкий камень, взор клоня… 1983 * * * …Так слово перерастало уста, Выплескиваясь на площади бранные, И кони на слово глядели, как равные, И диск над реченьем, как равный, блистал. Так слово искало свободы своей — Из душных грамматик, из хитрых условностей Оно вырывалось блистательной вольностью, Лаская желанья кухарок и швей. Так слово пытались обратно загнать — В глухие реестры, в приказы фельдфебеля, Но стены молчания пали — как не были, А слово — на волю: младенцев пленять!.. 1983 ГЕФСИМАНИЯ Ночь. Исцеления и встречи Ушли. Пора перечеркнуть Полета вертикалью вечной — Горизонтальный пеший путь. Во мраке ранящем весеннем, Посредством зрения и чрез, Пересекаясь с Вознесеньем, Наземный путь являет — Крест. О ты — оплакивать летящий, Сшивая взмахом пустоту! Учеников минует Чаша — Они до Чаши дорастут. Весна — цветенье слов и мыслей… О ты, летящий утешать, Над садом души их повисли. Пусть спят — смеются — не грешат… О, как Земля вольна увлечь нас, Как трудно перейти межу: Ведь даже Я, объявший вечность, Пред восхождением дрожу! О, как же страшно этим детям Проснуться — и по трем ветрам Развеяться!.. Четвертый ветер — Народ рассеет, вырвет Храм, Как древний кедр, из почвы с корнем… О — пусть же спят и видят сны, Меж тем как в муках ста агоний Родятся Истины сыны! Во сне и в яви — Я меж вами, Я — скрытый пламень ваших недр: Я здесь — лишь отвалите камень! Я здесь — лишь рассеките кедр! Сей мрак — тревоги вашей оттиск: Нагрянет страх — и в этот миг Со мной вы ночью разминетесь, Чтобы найти себя самих!.. 1983 * * * …В ромашки беды превратились И в одуванчики полей, Поскольку все они случились В прекрасной юности твоей. И ты стоишь, глазам не веря, Что там, в светлеющей дали, Твои обиды и потери Июньским лугом расцвели. А ты рыдал, метался в гневе… Но вот расцвет уже далек, — Тебе один бы лучик в небе, Один бы в поле стебелек!.. 1983 СОТВОРЕНИЕ Когда Голос пронесся и лесом стал — Это было имя мое, Но еще вожделенья не знал водоем, Не испил забвенья — кристалл. Когда поле спаялось из двух слогов — Это небо меня звало, И стремились к Творцу сотни малых богов, Мотыльками стучась о стекло. Когда море всплеснуло руками потерь — Это я уже сам говорил, Но ни света, ни страха еще не хотел, Только страсть прорастала внутри, Только строила страсть островерхий костел, Крест разлуки венчал острие, Только стон над вселенной руки простер — Это было имя мое!.. 1983 ГРУЗИЯ Верить, не заботясь о награде, Нищета тверда и дорога — Густонаселенных виноградин Так переполнялись города. Петь среди полей, не знать оваций, У надменных звезд пастись в хвосте — Так ребенку некуда деваться Между взрослых и хмельных гостей, Так ребенку — в стекла засмотреться: Я — другой, особый, я не ваш… Ведь пейзаж — раскатанное сердце, А душа — распластанный лаваш. 1983 * * * …Нет, не тобою задуман я, Время, Было извне в тебя брошено семя — В темное, тесное лоно твое, Где прорастание и забытье… Красный цветок вырастает из темени, Освобожденье, как жар, меня ждет. Я оставляю родителю-Времени Лед и забвенье. Забвенье и лед. 1983 * * * Ни объятье, ни снов узнаванье — Двух людей воедино не соединят, Каждый гордый верблюд одинок в караване, Колокольца отдельно звенят. Костяная пустыня и стынет, и длится, Ночь, звезда от звезды далека, Навсегда неслиянны их лица, А сольются — весь мир загорится, В пепел мига сжигая века… Вновь Иаков пустыней ночной Убегает от гнева Лавана, На рассвете торопит ягнят. И бледнеет Рахиль ранним утром с Луной, Но объятье и снов узнаванье — Двух людей воедино не соединят… 1983 * * * Степь серебряных, халдейских, Горьковатых ароматов, Голубых, глядящих, детских Васильков, жарой примятых: Вновь мне лиру подарили, И поет тысячеструнно Поле чистое на лире — Непричесанно и юно. И приглаживает наспех Ветер кудри бездорожья… Будь же счастлив, счастлив, счастлив, Редкий встречный и прохожий! 1983 * * * В январской бодрости не спится, И ум сверкает, словно лед, И подлетает Дух, как птица, И в темя хладное клюет — И вот, звеня и строясь, строки На пир и распрю собрались, Скрепляя музыкой постройки Своих метрических столиц… …Июньским солнцем, летней ленью Окован ум, лишенный крыл, И, словно клен, всесильной тенью Недвижный Дух его накрыл — И рифмы средь воздушных гротов Звенят и реют надо мной, Как души вымерших народов, В слепящий перешедших зной… 1983 ВИДЕНИЕ Кукушка вещает о считаных днях В строительных сумерках сосен, И Будущее, как ребенка, обняв, Мы в теплое Прошлое вносим. Там, в Прошлом, нас ждет безмятежный ночлег И клен за поющей калиткой, Там вещего сна не расколот орех, В нем прячется радость улиткой, Там Будущее навсегда отдохнет, В мелькающей люльке проспится, Там сон — молоко, там бессонница — мед, Там явь — ключевая водица… Мы держим младенца, мы в память идем, Но видим, как в полдень мрачнеет наш дом, И катится Ночь в ледяном дуновенье: Калитка распахнута в пропасть забвенья. Не в Будущем — в Прошлом пресекся наш век. Замерзла вода. Без рассвета — ночлег. Мы лица теряем. Мы стынем в веках. И мертвый младенец — у нас на руках… 1983 МОЛИТВА Господи Боже снежной страны, Где я родился — и зачарован Чистой метелью первой вины Над занесенным скорбью перроном Памяти! Где мои дни сочтены Вольного творчества вихрем суровым! Боже неисчислимых земель, В зимнюю — эту — меня ведущий За руку, чтобы забвения мел, Лица стирая, крошился все гуще, Чтобы за ним я расслышать сумел Снежную вьюгу поющие души! Боже начала и Боже конца И бесконечной посмертной метели, Гаснущей музыкой слух наш мерцал, Мы не Тебя — мы друг друга хотели, Мы от безмолвья бежали, о Царь Снежного зарева душ и материй! Господи Боже первой вины, Первых раскаяний — ломких и льдистых, Зиму пошли — пробужденья и сны, Встречи снежинок — раздельных и быстрых. В нас — обжигающий гений страны, Времени призрачного пианистах!.. 1983 ЧЕРТОПОЛОХ Осенью выжженный чертополох В поле пустынном заброшен: Болен вконец, одинок и плох, Весь, до корней, изношен. Только стемнеет — и он тогда, Нищий и темнолицый, Как единственная звезда, На земле загорится! Ветер его добивает. Злость — В старческих взмахах чертополоха: Он среди поля — незваный гость, Жизнь — безнадежная, скверная склока… Только стемнеет — и он под Луной, В сна распахнувшихся безднах, Будет один — звездою земной Перед сонмом — небесных!.. 1983 * * * Где до каждой весны — По метелям разлившимся — вплавь, Где сбываются сны, Никогда не сбывается явь, В белоснежной стране, Где, как свет, расставанье хранят — По тебе и по мне С колокольни любви прозвонят. Где бы ни были мы — Пусть ни тени, ни памяти нет — Встрепенемся из тьмы, Отзовемся с безмолвных планет И на поле сойдем, Не мечтая уже ни о чем, Ты — весенним дождем, Я — сквозь ливень глядящим лучом. Если звон раскачать, Если колокол светом налить — Невозможно молчать И нельзя ни о чем говорить. Только, небо кляня, Только, тленную землю любя, Будет отблеск — меня Излучаться сквозь отзвук — тебя… 1983 * * * Опадающий лес Тяготеет к осмысленной речи, Вот он высказан весь — Бессловесно, и выразить нечем В человечьих словах Этот страх, в холодеющих мыслях, Только смертное «Ах!» — Расстающихся с разумом листьев… Речь древесных богов Так невнятно течет, не сбываясь, В ней соседство слогов Так понятно, в слова не сливаясь, Здесь один за другим, Спев по ноте, уходят хористы, Оставляя нагим Вечереющий зал серебристый. Все темнее в лесу, Но в осеннее косноязычье Я светильник внесу — И душа свое Слово разыщет… 1983 * * * По коленчатым проулкам, По кружащим площадям — Все-то сроки проаукал, Зим и весен не щадя, Все-то звал одну на свете, Да ни отзвука — в ответ: Ах вы, крыши, не трезвейте, Ведь ее на свете нет. Так и стойте, запрокинув В небо белые дымы, Из хмельных своих кувшинов Наполняя чашу тьмы… 1983 * * * Господь окликал — то с угрозой, то ласково, Тянуло к запретному, голос ломался. Адамово яблоко с дерева райского, На свете со сломленной совестью майся. Лишь руку протянешь — и небо закружится, Протянешься дальней дорогой для встречных, И ужас — меж ребер, и в голосе — мужество: Ты смертный и сильный — средь слабых и вечных. Ты — клад недоступный, лес черный и девственный — Адам, познающий себя и висящий На кедре Ливанском, на елке Рождественской, Средь сотен стеклянных — один настоящий. На кедре, на дубе Мамврийском, на яблоне — На хрупких ветвях, на руках материнских, Где надпись вины трехъязычная набрана Руками бесстрастных типографов римских. И в каждый апрель, как пушок возмужалости, Из тел невоскресших трава выбегала, И голос ломался — в угрозе и жалости, И жизнь вожделенье во влагу влагала, И мрак, осекаясь, рождался средь речи, Небес кровяными тельцами играя, И голос ломался — в разлуке и встрече, Но дух не сломился, всегда умирая!.. 1983 ПОДМОСКОВЬЕ Поэма Е. С. 1. Сумерки …Торопишься всегда. Из всей дороги Запомнишь два рассерженных лица, Прикосновенье липы-недотроги, Китайскую свирепость электрички. Цыганка-память, как монистом ни бряцай, Как ни гадай, как ни пляши в вагоне — Не вспомнишь больше. Разве голос птички, Назад зовущий. Только — он утонет В неодолимом разногласье звуков Мечтами переполненного дня, И знает город: ничему не сбыться. В нем римской ратью напряженных луков Застыли провода. Его кляня, Душ тысячи — с собой покончить, спиться, Насилье совершить спешат. И вот — Мечтаний клад при близком рассмотренье Становится лишь ящиком невзгод, Ларцом Пандоры… Со святым Андреем Хотел я встретить солнечный восход На Галилейском озере. Но дожил До тьмы — разжалась крепкая рука, И в ночь скатились грохотом горошин Все страхи, все надежды, все века… 2. Рассвет …Я убежал из дома на последнем, На пригородном поезде ночном, И полустанки в упоенье летнем Меня поили ивовым вином. Я долго шел, как пьяница, сквозь поезд Полупустой, но спящим не мешал, И так просторен воздух был и порист, Что в каждый луч могла войти душа И там остаться, строя мирозданье — Свободное, понятное, свое… Земля и небо, рока нарастанье, Сцеплений неуемное нытье — Составили большую ночь июня, И после вспомнить было мудрено — Какая ночь? Рожденья накануне, Иль смерть уже сыграла в домино Белесых звезд и черноты акаций?.. Но надо было выйти на перрон И с незнакомым городком свыкаться, Как в обмороке — с мессой Кальдерон… Заря. Уподоблений всевозможных Собрались толпы в глубине души. И все ж рассвет был вовсе не художник, Деревья выявляющий в тиши, Не музыкант, весь мир — за нотой ноту — Переводящий в слух из ничего, — Он на себя иную брал заботу: Он был свободой и печалью Лота, И в нем Исхода было торжество… 3. Полдень …Подобно сливкам в глиняном сосуде — Лениво, мутно, уходя в себя, Качался полдень. В нем качались люди, Базарные прилавки и судьба. Худая бабка взвешивала творог, А рядом кот со скуки помирал, И пьяный грузчик, словно лютый ворог, Горящим взором рынок озирал: — Торгуйте, псы, торгуйте, сколько влезет, Ничьей вины не буду разбирать, — Дождусь я часа! Мало вас повесить — На живодерне шкуру с вас содрать!.. Но одному ему и было дело До всех других. Взойдя на крышу, он Глядел, как рынка скорченное тело Лучами попирает небосклон. Не знаю — наяву или во сне я Там время обретал или терял, И все же это было не страннее, Чем жизнь. Глухая ругань бытия, Переговоры о продаже плоти, Сухие добродетели вразвес… Но разум — царь, и создает в природе Лишь то, в чем видит тайный интерес. В чем разница меж сном — и наблюденьем За жизнью притягательно-чужой, Меж громовой утратой — и владеньем, Меж опустелым рынком — и душой?.. 4. Вечер …Совсем по-братски наступавший вечер Просил на выпивку и следом шел, Темнея. Откупиться было нечем, И клену стало вдруг нехорошо, Он заслонился тысячью ладоней От сумерек, идущих напролом, И понял я: мы все сейчас утонем Во тьме незнанья, вон за тем углом, Поскольку до затменья не успели Пройти по миру и трехсот шагов… Уже над нами все планеты пели В гордыне Птолемеевых кругов, Вдруг — резкий альт: «Подонки! Подлецы! Втроем! Да вы смотрите — сколько крови!..» Толпа. Упавший наземь мотоцикл. От этого виденья не укроют Ни звезды, ни Вселенная, в душе Обретшая последнюю реальность. Толпа и кровь. Милиция. Уже Необратимо. Девочка нашла нас Не в ночь веселья, но в последний миг, Когда пред нею занавес закрылся: В нас изумленный взгляд ее проник — И, вспыхнув, навсегда остановился. И ночь остановилась, не держа Ни дома, ни листа в своих объятьях, И шла по звездам девочка, дрожа, В зеленых, красных, как планеты, платьях… 5. Ночь …Ты вновь на цирковой ступила трос, О Ночь, мой падший ангел темнолицый, Меня чрез бездну поезд перенес — Чрез Тартар сожалений, стонов, слез Тех, кто не смог прорезаться, родиться, Чтоб хоть крапивой в поле прорасти… Я знал: с живыми надо примириться, И ради них остаток сна спасти От страха… На перрон слетела птица, — И он дрожал у Господа в горсти… 1981 НА КРАЮ Поэма 1 Я до одиннадцати лет Не ощущал, что полон крови И что она течет во мне. Лишь на гвозде иль на стекле Разбитом — было мне не внове Ее встречать. Когда камней В меня впивались острия На обомлелом белом пляже, Я отирал ту кровь и даже Не понимал, что кровь — моя. В одиннадцать — иль чуть попозже — Я голос крови ощутил, Вернее — хоровое пенье, Смешенье мужества и дрожи, Грозу невспыхнувших светил, Багрово-злой цветок репейный. В ее немирном многозвучье Расслышал шепот я. Он звал Туда, где бил Девятый вал. Повиноваться — было лучше. Меня тянуло на задворки, К цыганам, пьяницам, ворам, В тягучий пригород пустырный. Там темных судеб запах горький, Истошный пляс по вечерам — На лад настраивали лирный. И было странно, что живу Среди придурочных и умных, И сказочный пройдоха — сумрак Закат распарывал по шву… 2 …И там я встретил старика. Старик на камне возле стога Сидел и трубочку курил. Он улыбнулся мне слегка: Знакомство требует предлога, Чтоб встречный душу отворил — Порой достаточно кивка, Порой — бессмысленной улыбки: Леска сверкнет, и клюнет рыбка, И вам любая даль близка. Но в старике все было странно: Он знал — кто я и где живу, И, подмигнув шакальим глазом, Мои рассказывал мне тайны: Что было сном, что наяву Со мной стряслось, — его рассказом Внезапным, хлестким становилось. Светило красное зашло. Дыша тревожно, тяжело, Как роща, мрак в округе вырос, А он меня не выпускал Из колкой сети ожиданья, И голос жесткой хрипотцой Грозил, удерживал, ласкал, Смешил и приближал к рыданью, И тополиным на лицо Ложился пухом, сединою — На голову, кружась… И вдруг Разгадка мне стеснила дух: Он — это я!.. И нас — не двое… 3 …И в этот миг взошла Луна И превратила в сердце камень — Несчастный стариковский трон. И я увидел, что полна Окрестность ночи — стариками, Собак пасущими. Шатром Над ними сумрак раскрывался, И посреди бесцветных трав Был камень, как рубин, кровав, И запоздалый посвист вальса Взлетел из гаснущих окон, Сошел на землю, огляделся Средь своры хищников ручных: У самых одряхлевших, в ком Уже светилась радость детства, Из-под оправ очков стальных Слеза горючая упала На лунный кратерный пустырь. Комет огромные хвосты Мелькали в небе. Камень алый Стал сердцем ночи — и дрожал От лая, окриков хозяев, От страха звезд, глядящих в глушь. Луна в порыве мятежа С огнем вбегала в сырость залов Дворцовых — в холод бледных душ, Повелевая стать собой, Вернуться в огненную юность… И бесы полночи проснулись И к сердцу шли на водопой!.. 4 …Я голос крови ощутил, Сливавшийся с хоралом травным, С полуночным пыланьем лиц, С шуршаньем медленных светил — И с каждым духом своенравным, Забывшим даль, избравшим близь, Обличье выбравшим земное, Из галактических прорех Влетевшим в полночь, как в ковчег Земли — единственного Ноя!.. О — полночь шторма, течи, крена! Горела кровь и пела кровь, Была Земля — глубокий ров, Ее с надзвездной точки зренья Непадший ангел подглядел — И усмехнулся, холодея В своей надменной чистоте: На дне колодезном, в воде Забвенья, где душа и тело Дрожат в преддверье ста смертей, Где смысл безумен — кровь поет И плачет. Кровь поет и плачет! И Ночь — чернейшая из прачек — Плоть, как белье, о волны бьет!.. Я голос крови ощутил — В одиннадцать иль чуть попозже, Он строил царство пустоты Меж глазом — и тропой светил, Меж ветром полночи — и кожей, Меж сном — и днем, меж «я» — и «ты»… Был мир отныне расчленен: В ту ночь, соединиться силясь, Мне в черном воздухе открылись Мгновенья гимн — и стон времен!.. 1981 РАЗДВИЖЕНЬЕ ЗРАЧКА Поэма 1 — Не надоело вам жить вдалеке, Люди и вещи? — Придвиньтесь поближе, И пусть вас душа голодная слижет, Как черную баржу — туман на реке. Зрачок, разрастаясь во тьме эпохальной, Метанья, кончины и страсти вбирай! У Бога на острие пера — Шарик синий, значок музыкальный: Над нотной бумагою Млечных Путей Повисла Земля, как чернильная капля, Зрачком отражая скрещенные сабли Комет проносящихся, судеб, смертей. И Ангелы нас оставляют одних, Крича, разлетаясь в растущем все шире Зрачке псалмопевца — чернеющем мире, Над озером встреч и прощаний ночных… 2 …Тьмой оглушенный сосновый сонм, Звезды над озером, в озере — месяц, Жизнь холодела, над водами свесясь Оторопелым бессонным лицом. Так вкруг меня этой ночью сошлись Прошлого невозвратимые звезды, Сосны отчаянья, смолкшие грозно, Тонущая, беззащитная высь… Страха и свежести летний очаг. Трое прохожих, исполненных боли… С ними, расчерченную судьбою, Ночь проводил я в случайных речах. Так, появляясь один за другим На перекрестке моих сновидений, Трое исчезли… Огромные тени Бросил рассвет, и рассеялся дым… 3 …Пока я забвенье из озера пил, Металась Луна, как преступная совесть. Вдруг некто окликнул меня. Это был Полночный матрос, опоздавший на поезд. — Эй, кто там у берега — тень?! Человек?! — Такой же, как ты, — я ему отвечаю. — Ну, если ты тень, подымайся наверх — Тут звезды и термос остывшего чаю… А впрочем, я был человеком сперва… — Я слушал его, поднимаясь по склону, И пепельной масти ночная трава, Ложась под фонарь, становилась зеленой. — В Египте служил на торговых судах… Там денег — не счесть, мы играли по крупной. Все блага вселенной нам были доступны, Но пахло пустыней в плодовых садах. Ночные дома, ювелирные лавки, Меж бурей и пристанью — в пляске кружись! Но все тосковал по весенней по травке: Вернулся — и пропил никчемную жизнь… И вечно со мной этот сон, что приснился И в древнюю, страшную впутал игру. Причина одна: не дорос я до Сфинкса, А после него — все так мелко вокруг… От озера веяло Александрией, Всей пряностью порта в последний приезд. И мы о судьбе и о снах говорили. Но вдруг, среди речи, он встал — и исчез… 4 …Озеро вздрогнуло. Кто-то еще Вышел — взъерошен и ростом низок: Дикий, прикрытый рваным плащом Сельской глуши шекспировский призрак. — Эй, ты куда? — Да пусти ты, к воде! — Грязно у берега. Хочешь напиться? — Просто… Не встретил… Добрых людей. Просто… Не встретил. Хочу утопиться. — Как так — не встретил? В жизни? Нигде? — В жизни встречал. Но сегодня — подлый Выдался день. Не нашлось… Людей. Я не напился. Никто не подал… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . …Ты представляешь? Она бежит Вниз по откосу… Я оглянулся… Боже! Там… Скрежет. И — нет… Души. Целый состав об нее… Споткнулся. Ты представляешь? Застыл… Весь мир! Целый состав нашей жизни. Целый… Встал — и рассудок мне надломил. Год пролежал я в больнице. Весь белый, Вышел оттуда… И — нет… Души. И не узнаешь — сама ли… Случайно… Люди пройдут — подбросят гроши… …Месяц надменно играл лучами, Воды печально чертили круг… — А ночевать удается где-то? — Просим у Бога бабьего лета… — Не досказав, исчезает вдруг… 5 …Облако в озеро спать улеглось, Дремлют стволы. Только душам не спится. Стук по камням — это в сердце стучится Мальчик-суворовец, третий мой гость. Месяца свет в наговорной ночи, Жутко близ озера — сонного глаза. Скорбь от простого, как травы, рассказа Ветви качает. Мы долго молчим. …Двор, коридоры, и детского дома Запах — карболка. Чужбина. Карбид… Пахнет полынью. Светлеет. Знобит. Речи тепло, и плеча, и ладони. — Девочка. Вместе росли. Вечер вальса… Нынче приехал… Дверь открывается — И оказалось, что я — ни при чем… Лес уплывает, звезда забывается, Голову мне опустив на плечо. Чтобы успеть, покуда темно, Мы в слюдяные, лунные воды Входим. Дыханье спирает у входа. Холод небес. И песчаное дно. Сосны со свода загадочно смотрят, Как погружаемся, тихо плывем Мимо созвездий расплывшихся, мокрых С мальчиком — или с Луною — вдвоем… Так, появляясь один за другим На перекрестке моих сновидений, Трое исчезли… Огромные тени Бросил рассвет, и рассеялся дым. 6 …Озеро, круглый зрачок тоски, Робкие речи и кроны вместивший, Вместе со мной созревай и расти. Тихо в ночи, но под утро — тише: Век бесприютный убийственно тих С каждым рассветом. Но он не нарушит Шелеста рощи. Лишь горе, как стих, Льется, в зрачке отражаются души. Властно расти, не давай ни одной Ни потеряться, ни заблудиться!.. …Взгляд облекает озерной волной Ветер страны безутешной, родной, Судеб, смертей и рассветов единство. 1981